Жаклинка-путешественница

Краткий список событий, происшедших с вечера пятницы до полудня субботы
Телеграфным стилем.

В пятницу я почувствовала днем внезапную слабость, легла спать, а когда проснулась, поняла, что не могу встать с кровати. Вообще. Нет сил перейти из лежачего положения в сидячее.
Наконец, собрав последние силы, подяла себя с кровати и перегрузила на диван в салоне.
Через час мы должны были выезжать в пустыню смотреть звездопад - Персеиды.
Я озвучила вариант "вы поезжайте, а я нет", но он никому не понравился.
Тогда я потребовала наушники и стакан эспрессо.  Две порции The HU, одна VoicePlay и двойной эспрессо. Через 10 минут я, покачиваясь, встала с дивана.
Не могу сказать, что прямо "как новенькая", но по крайней мере, нашлись силы командовать, и в пустыню мы собрались.
Не совсем в пустыню, а в пустынный оазис - озеро Иерухам. Каждый год в августе мы традиционно едем на озеро Иерухам.
И что интересно, озеро каждый год меняется. То оно практически высохшее, то весьма полноводное. Иногда оно полно рыбы, а в другой раз совершенно пусто. Никогда не знаешь, чего от него ожидать.
В этот раз озеро просто переехало.
Обычное наше палаточное место с полностью обнаженным дном, а болотистая низина рядом, наоборот, полна воды.
И лягухи орут.  Громко так орут, заливаются. И довольно музыкально. Лягушачья опера, практически. Почти понятно, почти по-человечески.
Лягушки приветствовали звездопад.
Палатки поставили прямо на велосипедной дорожке парка. Все равно ночью никто не ездит, зато ровно.
На воде блестела слабенькая, но довольно отчетливая лунная дорожка от тоненького молодого месяца.
На фотографии вышла полная хрень - на густом черном-черном фоне белая точка-луна наверху и россыпь белых точек внизу. Лягушачья икра песнь космоса. Если не знать, что изображено, никогда не догадаешься.
Я насчитала пять падающих звёзд, Томас десять. Желания все равно не успела загадать, потому что падающая звезда всегда появляется в самый неожиданный момент. Эти вредные звезды просто не хотят за нас ответственности.
Звезды никуда не падали, а просто растворялись и исчезали в черном пространстве.
Одна даже "улетела вверх", по словам Элинор. Может быть, это была не звезда, а инопланетный звездолет?
Под беззвучное падение звезд и надрывные речитативы лягушек я легла спать..Комары в этот раз меня совсем не трогали, переключившись на мужа и детей. Это было весьма странненько, но не страннее всего остального..
..и проснулась в полной темноте от зычного мужского голоса рядом: "Вам пошел седьмой десяток?"
Я, блин, ему почти поверила! Вот уснешь тут, такая зачарованная, а проснешься в седьмом десятке. Сказка о потерянном времени, однако.
Рядом ржал Макс. Он играл в темноте в игрушку, и тут включилась реклама прививок, на полную громкость.
Я ему еще долго буду этот седьмой десяток припоминать.
К счастью, утром я проснулась в своем уме, а не в мэриэннином.
Лягухи уснули, звезды уснули, реклама уснула, вокруг истошно орали птицы.
Я встала и пошла высматривать птиц.
На озере сновали уточки всех видов, размеров и мастей. Уточки крякали, щелкали и выясняли утиные отношения.
На другой стороне озера я внезапно обнаружила огромный деревянный стол, достойный рыцарского замка и кофейный столик, выложенный мозаикой.
Походила по кочкам высохшего ила, между которыми блестела вода - фактически, ходила по воде. Кочки пружинили и держали. Кажется, я достаточно похудела, чтобы ходить по воде.
Обнаружила развесистое очень удобное лазательное дерево. Залезла, держа телефон в одной руке. Чуть-чуть неудобно лазить, но терпимо.
Вернулась к семье. Дети к этому времени уже проснулись. Перед завтраком мы подошли на мостки еще раз поглядеть на уточек.
На мостках сидел пожилой местный гид разговаривал с приезжими.
"А вон там в кустах у уточек гнездо. Вы можете подойти и услышите. Каждый день я вижу, как туда приходит лиса и ворует яйца. А недавно сфотографировал тут гиену..."
Откуда вы? Спрашивает. Мы отвечаем: из Хаогена. Обычно на этом вопросы заканчиваются, потому что наш кибуц никому не известен.
Тут же он смотрит на нас в изумлении: не может быть, какое совпадение! Я родился в Хаогене. И где бы я ни был, хоть в Нью Йорке, спросите меня, откуда я, я отвечу - я из Хаогена!
Гида звали Мирон. Следующий час они с мужем бурно обсуждали общих кибуцных знакомых.
Его отец погиб в войне за независимость за 4 месяца до его рождения. Он воспытывался в кибуцном детском доме, как,  впрочем, и все кибуцные  дети в то время. Тогда было принято коллективное воспитание детей, ночь они проводили также отдельно от родителей. Странный подход, но кибуцники, выросшие в таких детдомах, вспоминают их с теплотой.
Детдома отменили за два года до его приезда моего мужа.
Мирон рассказал нам о местных птичках.
Посоветовал по дороге обратно посетить подвесной мост над ручьем Бсор.
Затем мы позавтракали (я уже умирала от голода, вообще-то).
Залезли на присмотренное мной дерево. Дерево оказалось слишком колючим для моих коротких шортиков, но лазилось необыкновенно легко, я залезла в самую его нетривиальную часть, почти до самой вершины.
По дороге обратно прошлись туда-сюда по обещанному подвесному мосту над ручьем Бсор - я даже не слышала раньше о его существовании. В ручье плавали десятки черепашек - от маленьких до довольно больших.
А, ещё что? Моя машина по дороге обратно застряла - очень внезапно кончился бензин. Не повезло? Но она застряла совсем рядом с бензозаправкой. Просто в ноосфере еще бурлили приключения.

( Read more... )

На следующий день мы с напарницей по квартире бежали утром к археологическому музею, где встречались с группой.


Она показала мне лифт. Эта такая чисто гаррипоттеровская штука, когда входишь на одной улице - нормальной мощеной улице с шестиэтажными домами-стенами и небом над головой. Едешь вроде вниз, а не вперед, но выходишь абсолютно на другой улице с другими шестиэтажными домами и небом над головой. Будто в другом мире.
Поначалу это даже шокирует. Потом привыкаешь. Обыкновенная местная магия.
Мы опаздывали, и мне опять пришлось пришпорить светофор волшебными словами "Жопа, пусти!". Сработало просто мгновенно (и дальше срабатывало тоже), похоже, я уловила еще одну местную магию.


По дороге шел человек с воздуходувкой для листьев и собирал в нее сухой мусор, а за ним следовала моечная машина со щетками и мыла мостовую. Я немедленно зауважала их за ежедневный и тщетный труд. И подумала, какая же здесь была зловонная клоака сто, двести, триста лет назад. Ведь этим шестиэтажным кварталам-трущобам явно больше столетия. Да еще при такой жаре и влажности.
А сейчас здесь живут туристы, которых кормят пиццей.


В археологическом музее, как полагается, на первом этаже живут статуи, соревнуясь друг с другом своей величиной. Я так понимаю, когда ночью у них происходит заварушка, самый тяжёлый кулак и самая тяжелая лапа оказываются у самых крупных статуй. А всякие венеры и грации, выросшие задолго до феминизма, достаются победителям.


На верхних этажах были выставлены фрески и мозаика из Помпеев - они поразили меня необыкновенно искусной и тонкой художественной работой. Это вам не современная крупная мозаика, собираемая, как паззл. Это, скорее, поинтилизм конца 19 века, крошечные кусочки в полсантиметра, из которых собирались очень четкие и тонкие изображения. Намного искуснее и тоньше, чем старинная напольная мозаика у нас в Израиле, скорее, на художественном уровнее Возрождения и Просвещенного Века, но собранные, написанные две тысячи лет назад! Также и фрески, которые я запомнила еще из школьного учебника истории - абсолютно живые, выразительные лица. Практически современники, по культурному уровню, такие же-как-мы.
Отдельно была потайная (срамная) комната из Помпеев. Миша рассказал, что она так шокировала просвещенный и пуританский 18 век, когда начали проводить раскопки, что ее закрыли на 200 лет. И только в 21 веке ее открыли для широкой публики. И я скажу, что у этих древних была неплохая фантазия, потому что такого разнообразного применения и украшения эротических объектов я еще не видела. Представьте себе подвешенный на веревочке мужской орган с лапками, крылышками и колокольчиками. Черный, негритянский. Нормально вообще, да?


Подвальное помещение было посвящено Древнему Египту, и там, среди прочего, лежали мумии. У нас в Музее Израиля тоже есть мумия, но запеленутая. Тут же они были раскрыты, с руками, сложенными на груди - бедные непохороненные черные сухие мертвецы...Была даже детская мумия, к счастью, нераспеленутая. Абсолютно жуткая, я даже не захотела ее фотографировать. Была также мумия священного животного крокодила. В основном она состояла из плоской темной сушеной крокодильей кожи. Таксидермистов на них нет, что ли?


Дальше мы гуляли по улицам Неаполя. Заходили в церкви, где каждая может похвастаться собранием старых итальянских художников, не хуже музея.
Застали католическую службу, где священники в белых рясах громко читали на латинском с тем самым оригинальным итальянским акцентом, с каким это все началось. У одного была красная накидка, а другого золотая безрукавка, не знаю, что это говорит об их сане. В анфиладе разобранные по косточкам в баночках были выставлены святые мощи. Как-то немедленно представляешь себе тех, кто их раскладывал: передай мне вон ту частицу берцовой кости или второе ребро..


Фотографировались с огромной головой Пульчинеллы-покровителя и символа Неаполя, дурака и ленивца, а также наивного персонажа. Кстати, расхожее выражение "секрет Полишинеля" - это именно секрет Пульчинеллы, что-то известное всем. Пульчинеллу следовало на счастье нужно было подержать за огромный горбатый итальянский нос.
Фотографировали живых осьминогов в рыбном магазине, осьминоги угрожающе шевелили щупальцами.
Фотографировали узкие улочки с неизменным сушащимся бельем, заглядывали в окна и открытые двери на цокольном этаже, где квартиры выходят прямо на улицу. Там сидели, пили, ели, готовили. В одном из окон сидела очень пухлая девочка с огромным ломтем арбуза - целой четветью, и эта девочка с арбузом в четырехугольной раме окна была ожившей итальянской картиной в стиле Караваджо.
А я за обедом ела баклажаны с пармезаном, и очень маленький стейк из рыбы-меч. Баклажаны были страшно вкусные, а рыба какая-то сухая. И главное - на тарелке не было ее меча. Рыбу-меч надо жарить вместе с ее мечом, неужели неясно?
А соседу по столику подали салат из зеленых помидор. Точнее, из зеленых и красных, и зеленые были такого ядреного цвета, что он был уверен, что это киви, пока не попробовал. Странные итальянцы, вообще-то зеленые помидоры ядовиты, но, наверное, их яд нейтрализуется пиццей, мороженым или вином.
Поэтому пили мы вино. Белое. Здесь в любой забегаловке первым делом ставят перед тобой ставят литровый кувшин с домашним белым вином. Ты пьешь его и пьешь, потому что холодное и вкусное, а потом обнаруживаешь себя в состоянии, когда кто-то другой переставляет твои ноги.
Рыбу-меч так долго готовили, что мне временно пришлось сесть на христианскую диету - питаться исключительно хлебом и вином.
Хлеб в этом Неаполе везде исключительно белый, и макароны тоже белые. И рис тоже белый. Совсем нету цельного. Сговорились они, что-ли?


Затем мы пошли в Испанский квартал. Там были все те же знакомые трущобы-провалы, но только с разноцветным испанским акцентом. Висели флажки и вместе с панталонами сушились разноцветные одеяла.


Целый день мы ходили, как заведенные, и я удивлялась тому, что этот организм может ходить ещё и еще, притом у него не болят ни спина, ни ноги.
Но вечером эта тушка запросила сладкого. Я дома сладкое почти не ем, а тут просто подавайте мне сахарную голову!. Мы пошли в кафе Gambrinus - старейшее неапольское кафе, знаменитое тем, что там когда-то ела мороженое австро-венгерская принцесса Сисси. Знаменитое мороженое мне показалось чрезмерно разноцветным и искусственным, видимо, со времен Сисси рецепт сильно упростился. Наверняка принцесса вкушала классический итальянский пломбир на сливках и желтках, а нам предлагали мороженое для простого люда. А вот пирожные выглядели весьма соблазнительно, и я, наконец, попробовала настоящую итальянскую ромовую бабу. Она совсем непохожа на нашу ромовую бабу из детства, это кулич из губчатого бисквитного теста, который поливают ромовым сиропом, и он весь впитывает этот сироп, как арабские сладости. У меня была ромовая баба с лесной земляникой, и я слопала ее так быстро, что даже не успела сфотографировать.


По дороге обратно к дому я, наконец, нашла достойное мороженое и взяла себе половину йогуртового и половину мороженого с халвой. Йогуртовое было неожиданно кислым и приятным - натуральный замороженный почти неразбавленный йогурт. А шапочка из халвы давала отличную нежную сладость. Вот этому мороженому я поставила полный зачет, хоть оно и не Гамбринус.

Каждый раз, когда я нарываюсь на приключения, я получаю их по полной. От души, чтоб мало не показалось, полное ведро с верхом, на собственную задницу.
Вот и Зю может подтвердить, как мы три часа блуждали по Тель-Авиву, который нас водил за нос и не отпускал, пока не выдал по полной порции обещанного мороженого. А все потому, что мы договорились встретиться рядом со необыкновенным мороженым, но необыкновенное мороженое переехало в другие грани зазеркалья, а потому мы ходили кругами, как заколдованные, не в силах найти парковку с остановкой автобуса, пока нас в вожделенное мороженое носом не ткнули. Правда, в совсем другом кафе и в другом месте. Но зато штук тридцать сортов, не меньше. Я, пока половину не перепробовала, уйти оттуда физически не смогла. Было там мороженое из козьего молока, мороженое с острым перцем, мороженое со специями для глинтвейна, несколько изысканных видов шоколада, мороженое с рикоттой, с оливковым маслом и помидорами, с суповыми специями, с виски и еще черти с чем и сбоку бантик. Выбор был чрезвычайно труден, я из последних согласилась на персиковый шербет с лавандой и шоколадное мороженое с ромом. Лаванда даже почти не пахла мылом. А то аналогичное мороженое в Чикаго до того пахло свежайшим шампунем, что я им едва не вымыла голову.
В процессе этой гастрономической вакханалии внезапно выяснилось, что мне немедленно нужно ехать в горный район Нешера, спасать поплохевшее дите из пионерского похода. Это два часа пилежки за рулём, в одну сторону, посреди темной ночи, после рабочего дня и отбивания кедами тель-авивского асфальта. Убиться веником, говорила я себе, а городские граффити услужливо показывали пистолеты. Но, разумеется, поехала, раз спасать было больше некому. Нужно ли говорить, что Вейз повел меня через весь кармельский горный перевал, по серпантину, с поворотами через каждые двадцать метров без малейшего освещения. А наверху, на вершине Кармеля, в качестве вишенки на торте, присутствовал очень романтический горный ночной туман, превращающий серпантин в невидимое белое ничто. Я тащилась на нулевой скорости, мысленно рыча. Домой я вернулась в двенадцать ночи, со спящим спасенным ребенком, который даже спасибо не сказал, потому что ему не приходило в голову, что его могут не спасти.

Да, это все была присказка о том, как искатели приключений обязательно их находят на собственную задницу. И про мороженое. Потому что у меня с некоторых пор идея фикс - купить свою мороженицу. И делать абсолютно сумасшедшее мороженое, как у японцев, изо всего, что растет и движется. А главное - почти без сахара, потому что покупное мороженое только исключительно из сахара и состоит. Мороженое должно состоять из свежайшего белого снега, пуховых розовых закатных облаков, голубой ледниковой воды из фьордов и сладких воздушных мечт. Это весь полный список ингредиентов, а все остальное от лукавого.
Опять я на мороженое сбилась. Начинаю про приключения и меня снова выносит на морожку.

( Read more... )

Вчера вечером неслись в Эйлат через всю страну, оставляя за собой конскую дорожку из невыученных уроков, незакрытых багов, незалеченных болезней, нерешенных задач, и ненайденного архитектора. Ветер веет, кони скачут, пусть развеют и наши невзгоды.

А пустынное небо отливало звездным люрексом, частым и вопиюще ярким: не пожалели на сей раз серебряной нити. И серебряные пустынные кусты, похожие на сухопутные кораллы, выплывали из непроглядной темени, а по краям пути возникали знаки: осторожно, ночные верблюды и осторожно, восклицательные знаки. Ночные восклицательные верблюды мирно паслись в своих стойлах, а дорогу перебежала крошечная, размером с кошку, серебряная пустынная лисичка с большущими ушами и роскошным хвостом.

Дитя Тардиса резво несло сквозь этот звездный коктейль пятеро шумных придурков и сто пятьдесят необходимых мешочков, и я, на переднем пассажирском сидении, радовалась, что, хоть и не могу толком поставить ноги на пол, по крайней мере, не еду, лежа плашмя под чемоданом. Вы никогда не ездили, будучи в процессе езды изнасилованы чемоданом? Должна сказать, что это неудобно. Потому что чемодан в 26 инчей и 26 кило, лежа на тебе и упираясь в тебя жесткими краями, кажется в семь раз тяжелее. Это мы так в Америке в аэропорт продвигались. Незабываемое ощущение, я скажу.
Впрочем, ехать в Эйлат, впитывая разлитый сидр штанами и прочим мягким местом, тоже удовольствие специфическое. Хотя я понимаю, что это необходимая часть приключений. И меня теперь можно звать "Жаклинка - пьяные штаны".

А в Эйлате, летом ставящем рекорды по человеческой выносливости в перманентной сухой сауне - вот уж никак не приходило в голову, что зимние куртки, взятые чисто для проформы, там действительно придется надевать, и не просто надевать - кутаться в них! Нет, это уму непостижимо - зимой, в куртках, в Эйлате! При обещанных, между прочим, +20 градусах! "Купальники мы все-таки не возьмем", - сказал Макс, и я еще сомневалась. Жаль, что мы не взяли зимние шапки!
Потому что вечером градусник показывает плюс четыре. Бог мой, в Эйлате! Это наши физики на пари раскрутили шарик, определенно. Не меньше раскрутили, чем с тем шквальным ледяным ливнем в Иерихоне, под которым мы мгновенно промокли до нитки, притом, что Иерихон - это Иудейская пустыня, и дожди обычно соизволяют посетить его разик в год, да и то скромно и скупо.

А сегодня мы спим среди марсианских красных гор, справа - эйлатские, слева - иорданские. Сумасшедшая Жаклинка и ее не менее сумасшедший цыганский табор спят не в гостинице, как все нормальные туристы, а в крошечном домике среди гор.

Сегодня я взаправду, вслух, разговаривала со своим телефоном. Не диктовала ему посылку на тот конец невидимого шнура, а уговаривала его самого, неразумного.
Потому что телефон мой решил пойти по стопам моей бывшей машины, ака Серый Тардис, древней и капризной, как истинный античный божок. Почуяв, что ее желают заменить на молодого, расторопного вундеркинда, она начала выкидывать такие фортеля, что я за голову хваталась. То глохла посреди многополосного шоссе, то маслом рыдала, то дышать холодом соглашалась исключительно с мощностью приличного ледяного дракона.
Вот и телефон, прослышав, что на смену его величеству грядет молодой племянник, решил притвориться, что отдал копыта. Обморок выглядел весьма внушительно, без каких-либо признаков телефоньей жизни. "Бобик сдох", - решила я. А ведь Бобик предназначался для передачи Максу, который до последних пары месяцев категорически не признавал смартфоны, обходясь древней, как панель Энтерпрайза, кнопочной Нокией.
И вот тогда я и обратилась вслух к трупику Бобика. "Пожалуйста, прекрати это", - строго сказала я. - "Макс будет хорошо о тебе заботиться. Вот увидишь, как тебе будет у него хорошо".
"Макс, у меня сдох телефон." - я выцепила его у родителей по стационарной линии. - "Хорошо сдох, напрочь. Если что, я нашла на ибее точно такой же, совсем дешевый".
Макс взял в руки телефон. Разобрал его, вынул батарею. Заменил на старую, полугодную батарейку. Затем собрал заново.
Мертвый Бобик слабо вильнул хвостом.
Затем фокус с батарейкой был повторен в обратном порядке.
Мертвый Бобик открыл один хитрый глаз. А, подумав, еще и второй.
Внимания ему захотелось, заразе.

А так я сегодня целый день пыталась запихать весь дом в два чемодана и сумку. Дом категорически не вмещался, на в сложенном, ни в скрученном, ни в сжатом виде. Пришлось поднапрячься и уплющить парочку измерений. Правда, чемоданы стали весить, как средние черные дыры. Хотя они вовсе не черные: одна дыра серая, а вторая буйно-голубая.
В недосложенной части дома осталась ждать Джессика Джонс. Жаль, что нельзя привезти ей американских мышей и белок.

Вчера с утра доели последнее черничное варенье. Эта банка внезапно выпрыгнула на нас из недр нашего холодильника, который, даром, что выкрашен в белый, внутри, как и должен быть, на порядок больше, чем снаружи.
А мы-то точно были уверены, что эти калоши давно уже съели.
Не простые калоши, а золотые: запечатанные в банки консервы из туристических впечатлений.

В каждой поездке ловлю себя на том, что хочется взять этот город, этот лес, эту улицу, эти дома, и сложить - точными, как по выкройке, аккуратными складками, вроде оригами или трехмерных вырезных иллюстраций в детских книжках. А затем уложить в чемодан и увезти с собой. А дома поставить на полочку, и раскрывать, когда только в голову взбредет. Распахивать на весь стол, на всю комнату, на всю улицу, выпускать на волю!

Нет, конечно, мы, как и все, стараемся увезти, сколько умеем - в фотографиях. И ведь, если подумать, каждая картинка - скол, осколок, кусочек мозаики с поверхности чужого мира. Вчера ее, этой фотографии, не существовало, а сегодня - нате вам, из слепков чужих историй превратилась в след на твоем берегу, в частицу того, что завтра будет тобой.

Сувениры, конечно, привозим тоже - безделушки, выбравшие нас из толпы одинаковых прохожих-зевак, как мы выбрали их из массы такого же туристического китча. И то ли мы храним их теперь, то ли они нас. И каждая из них теперь - ключ к ящичку с цветными картинками, и цепь, не дающая этому ключу потеряться.
Каждая - зеленый инопланетянин, оседлавший далека - из Будапешта. Колокольчики, купленные в уже закрывшемся деревенском магазине - из Финляндии. Деревянные сосиски - из  Словении. Ядовитая керамичечкая ящерица на стене - из Испании, а ее кованый собрат снаружи дома - из Кведлинбурга, того самого.
Память, зашитая,  зашнурованная в вещи.

Но, чтобы полностью насладиться пережитым, хорошо бы вот еще что: взять кусочек памяти, положить его в рот и проглотить. Прокатить по языку, вдохнуть засахаренные запахи и законсервированную под крышкой европейскую прохладу.
Ведь впечатления, настоянные на сахаре, дают сок и набираются сладости, и становятся еще прочнее и ярче.

Ягоды на варенье непременно нужно нарвать самим; за отсутствием черники подойдут любые ягоды и фрукты, главное - они должны быть найдены случайно, оказаться дарами новых мест, их хлебом-солью бережным путешественникам.

В первый раз пришло в голову сварить варенье в Швеции. Я, беременная Элиноркой, и мокрые, усыпанные черникой леса - собирай день и ночь, без продыху, чтобы наутро обнаружить, что гномы успели повесить на веточки новую партию ягод.
Варенье удалось на славу. В славном городе Гетеборге я бродила по местному супермаркету и искала небьющиеся банки для варенья. В том самом Гетеборге, где мы глядели сверху, с "чертова колеса" на открывающийся и пропадающий  залив, и грузовой порт, и такие обычные шведские четырехэтажные дома, в которых живут самые обыкновенные семьи, а на крышах приткнулись самые обыкновенные чердачные домики с окошками. И ловили себя на чувстве, что все это, черт возьми, оглушающе настоящее.

А варенье ждало в кастрюле, такое густое, что капли этого варенья хватит, чтобы окрасить в черничный сны на целую неделю. И целую чашку чая.

В Финляндию, случившуюся в прошлом году, мы захватили все те же, ставшие уже традиционными, банки-путешественницы. На всякий случай - ну какая еще черника в конце августа?
Черника висела на мокрых кустах, под вечным финским  дождем. Россыпью, ковром, под каждым кустом. Ешьте, сказала я детям. Ешьте за все израильское бесконечное нечерничное лето. Ешьте, чтоб хватило до следующей черничной остановки.

Черника напополам с дождем, озоновый черничный морс, мы плавали в нем, и дышали им, как четыре огромные черничные рыбы.
А надышавшись, опять сварили варенье. Черника напополам с брусникой, так даже интереснее. Правда, в процессе варки брусничины переженились с черничинами, и стали неотличимы в ложке.

И каждая такая ложка теперь - концентрат озоновых витаминов и - ключ, проводник, ручка допотопного телевизора. Включаешь - и все перед тобой: сумасшедшая, изумруднейшая на свете зелень и небывалый, невозможный, невероятный покой. И мягкие звуки, и пронзительные запахи. Жаль только, что запахи нельзя сфотографировать.

"У нас кончилось черничное варенье", сообщила я вчера мужу.
"Значит, нужно опять ехать за границу?" - правильно понял муж.
Если получится, если встретится -  привезем снова.
Счастье, консервированное в сахаре.

Болгарская малоснежная зима


( Read more... )

Первое впечатление от Болгарии - язык. Вот эти самые надписи в аэропорту. Впрочем, первое впечатление от любой страны - всегда язык. Помню, как я учила турецкий по надписям в аэропорту Стамбула и самолетным инструкциям по пользованию спасательным жилетом.
И в Греции первым знакомством было  по буквам прочитанное слово по-гречески - горящее над дверью "Эксодус". Не выход из самолёта, а исход.
Что, наверное, на порядок точнее передает ощущение, когда переносишься из одного культурного мира в другой. Даже если ненадолго.
И в Болгарии выход - тоже исход. Вот так, большими буквами - ИЗХОД.
Иду дальше - читаю вывески, перекатываю во рту, выгребаю из глубин памяти знакомые корни. Таможня - митница. Варежки-митенки? Нет, не то. Ну, конечно же, ведь там служат мытари!

Но смешно же, просто умора! Куда ни глянь.
Надпись в такси:
"Ваши впечатления, препоръки и оплакивания отправляйте на тел XX-XXX-XX" Здесь отлично все: и "препорки и оплакивания", и "отправляйте на". Дельный совет, что и сказать!
Жаль, я не записала точный телефон.

Вывеска в окне магазина:
"Безсрамно низкие цены!"

В поезде метро:
"Екстрена върезка с машиниста"
Там же:
"Уважаемы пътницы!"
Нет, это не пятницы, это путницы! Точнее, путники! Елки, как же это прекрасно, - пассажиров метро назвать путниками.
Сразу меняется весь смысл - нас не везут по воле машиниста, мы сами по себе держим путь!
А с машинистом нам по пути, пока мы вскочили на подножку.
С машинистом, засыпающим между станциями.
Так по радио и объявляют, на каждой станции:"Машинист засыпает. Следующуя станция ..." Например,  наша гостиничная "Сердика". Или "Европейский союз".
А на станциях он, стало быть, просыпается. Раз проснулся и - опа, уже Евросоюз.

Названия магазинов также точны и очаровательны.
"Книжатница"
Или вот, "Железария".
А на витрине мясного магазина свисают свиные туши и гласит красноречивая надпись:
"Агнешко, шилешко, телешко, пилешко".
А на двери в музее висит табличка "Дръпни". И рядом успокаивающее английское "Pull".

Пир, натуральный лингвистический пир!

Но самая вишенка ждала нас в гостинице:
"Моля, не смущавайте!"
На картонке, которую полагается вешать на дверь.
Да-да, то самое, пресловутое, "Do not disturb!"
Моля, дорогой мой, не смущавайте меня!
Надо будет это запомнить.

Вчера ночью бродили по пустыне.
Правда, вчера ночью, как оказалось, весь Израиль бродил по пустыне. Причем именно по нашей пустыне.
Потому что полнолуние и ту бэ ав, праздник любви.
И поэтому прогулка на Марс оказалась национальным шествием по этому самому Марсу.
Но все равно бродить по ночам по высохшему руслу реки, среди меловых гор - это прикольно.
Особенно под полной луной .
Светившей, особенно когда в зените, так ярко, что все было видно, как днем.
И каждый, из этой толпы, бредущей под луной, отбрасывал лунную тень. Яркую, четкую, четче, чем от солнца, лунную тень.
И мы выключили фонарики - они оказались просто не нужны.
Вот немного марсианских пейзажей. А, скорее, лунных, ведь белые, меловые горы сделаны из того же сыра, что и кратеры на луне.

Больший размер открывается по клику.

( Read more... )

Странное название для поста, не правда ли?
А вот смотрите.
Мы с природой друг друга везде найдем.
Даже в Москве.
В Москве много жителей, и она одна из них.
"Хочу лес. Настоящий!" - сказала я christa_eselin, когда обсуждали планы поездки.
"Где ж я тебе в Москве настоящий лес возьму?" - удивилась Криста.
И тогда лес нашел нас. Сам.
Мы просто нечаянно ошиблись станцией метро.
Кто-то написал в интернете, что Измайловская ярмарка находится на станции метро "Измайловская". Хотя, на само деле, она на "Партизанской"
Теперь-то я понимаю, что сам лес и написал.
"Здесь совсем другие улицы", - сказала Криста. - "В последний мой раз на Измайловском все было по-другому."
А лес стоял рядом и хихикал.
И тогда мы решили заглянуть и узнать, кто же это нас попутал. И, заодно, поставить галочку рядом с неожиданно выполнившимся пунктом плана.

Мокроватая после дождя дорожка повела нас вглубь. Было тихо. Очень-очень тихо, только время от времени стучал за спиной поезд - метро здесь сбрасывает городской флер и становится ленивой дачной электричкой.
И - никого. Ни души, ни единой. Что, посудите сами, довольно необычно посреди Москвы.
И поэтому тоже отдавало сказочностью.
Словно вот это все - наш личный портал, открывшийся только для нас. И вокруг - не совсем уже и Москва.
Мы шли, хлюпая босоножками, по дорожке.

( Дальше... )